Oтемишские пиры

У магометан в Дагестане сохранилось предание, что ислам распространен был здесь в начале IX века потомками двух дядей Магомета, Гамзата и Аббаса, явившихся в Дагестан из Аравии. Так как племя пророка свято почитается мусульманами, то во все те места, где есть могилы сродников его, народ приходит на поклонение праху их. Несомненно, что могил таких в Дагестане найдется не мало, но не все они сохранились в памяти народа. Пользуются всеобщим почтением, как "пиры" (святые), могилы сродников пророка, находящиеся в селении Отемиш* (Дагестанской области, Кайтаго-Табасаранскаго округа). Они передавались из рода в род у своего племени, и теперь владетелем отемишских пиров является "ших" (родич пророка) Абдул-Вааб, так как жена его ведет свое происхождение от пророка.

Аул Отемиш, "колыбель дагестанских шихов", как называют его усердные поклонники ислама, лежит под 42° 24' с. ш. и 17° 22' в. д. (от С.-Петербургского меридиана); он расположен по северному склону холма Гала-Бай (около 1200 футов над уровнем моря); его более чем трехтысячное население состоит из татар-суннитов1), исключая душ десяти евреев...

Вокруг Отемиша разбросано несколько курганов различной высоты и фигуры; основания этих курганов совсем несходны между собой: у одного холма основание представляет окружность, у другого - овал, у третьего - неправильную фигуру, так что курганы эти, по фигуре их, нельзя принять за искусственные насыпи. В версте от Отемиша, по дороге, ведущей в Дешлагар2), есть один курган овальной формы, стоящий вдоль дороги и прорытый в этом направлении (продольно), для удобного проезда; сечение это обнаруживает наклонные пласты желтой сланцеватой глины, не содержащие никаких признаков органических остатков или могильника. Одним словом, здесь нет ничего такого, что давало бы право предположить внутри этих курганов останки людей. Тем не менее на всех этих холмах, над могилами шихов, красуются высокие шесты, увешанные различного рода тряпочками, отрезанными от платья суеверных мусульман и мусульманок, молившихся здесь об исцелении от разных недугов. На восточном конце аула, над одним из холмов, где, по преданию, покоятся останки нескольких шихов, построена молельня, носящая название Халват, т. е. уединение; сюда-то со всего Дагестана и некоторых селений Терской области в январе и феврале месяцах (с 10 января по 5 февраля) стекаются на поклонение все магометане, более точно выполняющие требования шариата; посещение Халвата считается "зуабом", т. е. душеспасительным делом; но больше всего в Халвате собирается так называемых мухлисов.

Этим именем называются в настоящее время в Дагестане немногочисленные последователи тариката. Тарикат выражается в добродетели, в точном выполнении требований богопочитания, в восторженных молитвах, в благочестивом созерцании, в полнейшем отрицании всех земных благ, словом, - в отрешении от всего земного. Арабское название "мухлис" значит чистый, непорочный. Мухлисов в Дагестане немного: едва можно в двух-трех аулах найти одного мухлиса, и народ на них смотрит как на юродивых.

В январе 1888 года мне пришла мысль побывать в Халвате: погода благоприятствовала путешествию, и мимо моих окон в этот день прошло много богомольцев, направлявшихся в Халват; единственное, что удерживало, это - опасение, что меня, как гяура, не допустят в Халват. Но я надеялся уладить это дело с помощью знакомых и отправился.

На пятой версте от Дешлагара я свернул с почтовой дороги на юго-запад, в гору, где было слышно протяжное пение: "ла Иллаха, иль Аллах". Поющие были мухлисы, идущие в Халват. Не успел я поровняться с пилигримами, как навстречу показалось несколько верховых, возвращающихся из Халвата. Завидя последних, мои спутники с громкими и учащенными восклицаниями - "ла Ил-лаха, иль Аллах! иль Аллах! иль Аллах!" - бросились в объятия возвращающихся. Идущие в Халват, подбежав к возвращающимся, остановились перед последними, как вкопанные, подняли обе руки вровень с лицом, обратив их к себе ладонями, и стали, не спуская глаз с ладоней, произносить шепотом молитву, которую заключили громким возгласом: "па-тиха" (т. е. да будут помилованы); за тем, держа обеими руками правые руки возвращающихся, обратились к ним с хоровым приветствием: "ва саламу алейкум!", после этого начались между мухлисами восторженные поцелуи, и, наконец, обе стороны пустились в пляс с раздирающими душу криками: "иль Аллах! иль Аллах!.." Эта картина поразила меня; казалось, что я вижу различного рода сумасшедших: один плясал лезгинку напевая: "ла Иллаха, иль Аллах"; другой, произнося эти священные слова, кувыркался, третий подпрыгивал и т. д., словом, трудно передать весь этот хаос восторгов. Далее, по дороге, мне встречались татары, совершающие намаз (молитву) на курганах, на которых стояли шесты с лоскутками разноцветных материй.

В Отемише я остановился у своего ученика Абдул-Маджида. Тотчас, как я приехал, он отправил к шиху Абдул-Ваабу свою жену, просить для меня разрешение войти вечером в Халват. Разрешение было дано, только с тем условием, чтобы я нарядился в татарский костюм. В восемь часов с Абдул-Маджидом мы были в Халвате.

Здание Халвата обращено на юго-запад и имеет два хода: один с северозападной стороны, ведущей прямо в Халват; он служит лишь для выхода, но не для входа, потому что здесь нет приспособлений для омовения; другой - с северо-восточной стороны; он ведет в переднюю Халвата; здесь у правой стены от входа стоят два "челека" (кадки) с ключевой водой и более десятка кувшинов, служащих для омовения. Мы вошли в переднюю, в западной стене которой было отверстие в самый Халват.

Это довольно большая комната; длина ее около сорока шагов, ширина - не более пятнадцати, высота - сажени в две. Но помещение это было очень тесно для собравшихся сюда богомольцев, которых было от 300 до 400 человек. Зал этот был освещен тремя простыми висячими лампами с закопченными стеклами. По всей длине в боковых стенах, на высоте сажени, приделаны полки для складывания верхнего платья; под полками, Довольно близко друг от друга, вбиты в стены деревянные колья, увешанные "чаригами" (обувь), так как в мусульманских храмах нельзя быть в обуви. У правой стены, на высоте аршина от земли, устроены широкие нары во всю длину Халвата; под этими нарами, говорят, похоронены шихи, на поклонение которым и пришла толпа богомольцев. Вдоль передней стены сделана завалинка, на которой занимают места кадии, муллы и почетные старцы.

По-видимому, молящиеся только что собрались, ибо некоторые искали еще места для обуви и шуб. Другие тихо сидели, кто на коленях, кто (большинство) поджавши под себя ноги, как говорится, по-турецки; изредка тишина прерывалась зевотой, сопровождаемой возгласом: "я, Аллах" (о, Боже!). Но вот встал на завалинку ших Абдул-Вааб, обратившись лицом к народу, и громко стал призывать его по-арабски к молитве. Как только первые слова "эзена" (призыва к молитве) долетели до присутствующих, все они, проведши обеими руками по лицу, подняли глаза вверх со словами; "я, Аллах акпар" (о. Боже великий!); начался намаз, продолжавшийся не более получаса. После намаза ревностные мухлисы устроили "зикр": на ковре, постланном посреди Халвата, составили кружок, который скоро разросся в громадную толпу. В углу Халвата, на нарах, устроился отдельный кружок из молодых горцев Даргинскаго округа, человек в восемь; между ними находился чернобородый, с обнаженной головой, средних лет татарин, последний "ус-таз" или "мюршид" (учитель в деле веры) со своими "мюридами" (учениками). Свет ламп уменьшили. Один из седовласых мухлисов, стоявший по средине толпы, громко и медленно пропел: "ла Иллаха, иль Аллах...", толпа хором стройно повторила то же самое; через минуты три голос солиста слился с хором, и пение, хотя стройное, под такт, зачастилось до того, что слышно было лишь выкрикиванье слов: иль Аллах. Пение продолжалось часа полтора беспрерывно и под конец превратилось в безпорядочный крик с подпрыгиваниями из стороны в сторону, вперед, назад; некоторые отдельно кружились... Наконец, упал один мухлис безчувственно-бледный на ковер, за ним упали еще человек пять-шесть, и "зикр" прекратился... Еще целые четверть часа после этого не могли отдышаться богомольцы; все старались cпepеть дыхание, дабы услышать бред упавших мухлисов, которые в состоянии бреда разговаривают, как полагают мухлисы, или с пророком, или с покойными шихами, здесь похороненными. Но никто не бредил в эту ночь. Спустя некоторое время; появилось человек пять молодцов с большими кувшинами (ахчалыкъ) в одной руке и деревянной чашкой в другой: они разносили воду для питья, и к ним жадно протягивались руки мухлисов. Когда все отдохнули, один из богомольцев обратился к джунгутайскому (Джунгутай - аул Темир-Хан-Шуринского округа) мулле с предложением "покачать головой". Мулла согласился: встал с завалинки, уселся на ковре посреди Халвата и пропел вместе с народом несколько раз: "ла Илаха, иль Аллах..." на несколько ладов; затем стал на искаженном адербейджанском наречии3) петь стихи, которыми и завершился вечер... Стихи эти были элегического характера: в них высказывалось полное разочарование в благах видимого суетного мира и надежда на единого вечного Бога и Его пророка.

Примечания:
** В "Пятиверстной карте Кавказа": - "Утемиш"
1) "Татарами" в русских источниках XIX в. назывались все тюрко-язычные народы. Здесь речь идет о кумыках.
2) Дешлагар - старое название населенного пункта, ныне - Сергокала.
3) Старо-кумыкский литературный письменный язык автором воспринимается как испорченное азербайджанское наречие. Очевидно, речь идет о суфийских стихах поэта А. Атлыбоюнлу (Какашуралы), пользовавшихся в тот период у кумыков огромной популярностью в народе.